Это кто тут про новичков говорит? Мне например с трудом удаётся подбирать приличные слова (это я про то, как говорил Задорнов: "только русский человек может материться на красивый закат), чтобы выразить те чувства, которые появляются при виде картин из скорлупы, причем скорлупок равного размера и правильной формы. Я что то делал скорлупой иногда, но там были просто кусочки произвольной формы. А тут… Короче умолкаю, пусть говорят гении.
Поздно. Гиганты на башне Гулко ударили три. Сердце ночами бесстрашней, Путник, молчи и смотри.
Город, как голос наяды, В призрачно-светлом былом, Кружев узорней аркады, Воды застыли стеклом.
Верно, скрывают колдуний Завесы черных гондол Там, где огни на лагуне — Тысячи огненных пчел.
Лев на колонне, и ярко Львиные очи горят, Держит Евангелье Марка, Как серафимы крылат.
А на высотах собора, Где от мозаики блеск, Чу, голубиного хора Вздох, воркованье и плеск.
Может быть, это лишь шутка, Скал и воды колдовство, Марево? Путнику жутко, Вдруг… никого, ничего?
Крикнул. Его не слыхали, Он, оборвавшись, упал В зыбкие, бледные дали Венецианских зеркал.
Это кто тут про новичков говорит? Мне например с трудом удаётся подбирать приличные слова (это я про то, как говорил Задорнов: "только русский человек может материться на красивый закат), чтобы выразить те чувства, которые появляются при виде картин из скорлупы, причем скорлупок равного размера и правильной формы. Я что то делал скорлупой иногда, но там были просто кусочки произвольной формы. А тут… Короче умолкаю, пусть говорят гении.
Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней,
Путник, молчи и смотри.
Город, как голос наяды,
В призрачно-светлом былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом.
Верно, скрывают колдуний
Завесы черных гондол
Там, где огни на лагуне
— Тысячи огненных пчел.
Лев на колонне, и ярко
Львиные очи горят,
Держит Евангелье Марка,
Как серафимы крылат.
А на высотах собора,
Где от мозаики блеск,
Чу, голубиного хора
Вздох, воркованье и плеск.
Может быть, это лишь шутка,
Скал и воды колдовство,
Марево? Путнику жутко,
Вдруг… никого, ничего?
Крикнул. Его не слыхали,
Он, оборвавшись, упал
В зыбкие, бледные дали
Венецианских зеркал.
Николай Гумилёв