Кукла Словотворие Лепка Шитьё Стальная русалка
Поделиться:
Помните книгу про Ихтиандра?
Кажется, ей зачитывались многие юные любители приключений. Хотя идею человека, способного с легкостью переходить из водной среды и обратно обыгрывал в своих произведениях не только Беляев...
Герман Грау (вероятно от нем. "graue" - "серый") - еще один "проект" человека-амфибии. Как понятно по имени - немецкий. Как можно догадаться - военных лет...
Странный у автора вышел персонаж - молчаливый, жесткий, не позволяющий себе ни слабости, ни остановки на пути.
А один из самых больших плюсов его рукотворного воплощения - это взаимодействие с водой. Грау можно полоскать в море столько, сколько захочется фотографу... полоскаться столько, сколько хочется Грау, особенно в холодной воде, фотограф не готов...
Уходим под воду в нейтральной воде.
Мы можем по году плевать на погоду...
А еще у него огромные, завораживающие синие глаза, в которых даже в самый жаркий зной и лютый холод отражается морская синева.
И стальные когти, способные разрезать прочную сеть.
Неутомимая стальная русалка немецкого производства...
Ночь стерла из реальности даль, полутона и отдельные объекты. Небо превратилось в синий водоворот с искорками звездных рыбок. Иногда ему казалось, что у этих рыбок есть названия, и когда-то он их даже знал, но это не имело значения, правда?
Имела значение относительная безопасность, сейчас и здесь. Имели значение усталость и боль, медленно, словно коралл, разрастающаяся в правой ноге. Еще немного, и плавать станет не просто сложно, а очень сложно. Потерявший маневренность пловец бесполезен. Следовало вернуться на базу и позволить изношенному телу восстановиться, но базы не было. Не было ни базы, ни проводника, а потому он продолжал выполнять задачи, поставленные много лет назад.
Плеснула волна. Он чуть повернул голову, удостоверившись, что никакой угрозы поблизости не объявилось, и опять уронил затылок на белый песок. Воздух чуть покалывал легкие. Веки медленно опускались. Укрытие надежно, шторм не начнется до следующего рассвета, выживших с последнего потопленного корабля нет, и обнаружить охотника в его укрытии некому. Можно немного отдохнуть и отправляться за следующей добычей.
***
Женщина с газетой в руках быстро шагала по набережной. За ней, весело мотая хвостом, мчалась черная немецкая овчарка со светло-золотистыми глазам. Пес старался привлечь внимание хозяйки, откровенно выпендривался, но дождался только строгого окрика. На вид ей было лет сорок, может быть – немного меньше, хотя руки говорили другое. До сих пор подтянутую фигуру скрывали летние брюки и рубашка с коротким рукавом, на ногах – сандалии. Русые волосы, выгоревшие на солнце до практически белого, скрывали любую седину. Мужчина, к которому она направлялась, тоже подтянутый, с едва-едва намечающимся брюшком, загорелый, коротко стриженый, сощурился и обозрел спутницу жизни от летящей по ветру челки до пыльных подошв.
- Очередной вариант? – в уголках его рта под усами притаилась улыбка.
- Не вариант. Точное местоположение.
- Точное будет, когда мы его увидим воочию, - поправил мужчина и все-таки улыбнулся. – А пока только предположительное, основанное на статье любителя сенсаций и страшной фотографии. Куда мчимся на этот раз?
- Тридцать миль к югу. Затонул рыболовецкий корабль. Ни одного выжившего. И тело на пляже, в ту же ночь. – Она протянула испестренный строчками лист. Мужчина пробежал его взглядом, всмотрелся в фотографию, немного напомнившую хроники отгремевшей войны, качнул головой.
- Ну, допустим… Поехали.
***
Раз за разом атаки давались все тяжелее. Враг стал опасаться внезапных ударов, готовиться к ним. Теперь у большинства часовых в руках были ружья, хоть и проигрывавшие в скорострельности автоматам, но способные нанести картечью куда больший ущерб. Он умел обходить такие посты, затаиваться, проникать на борт бесшумнее тени, но все чаще вынужден был принимать бой. К почти привычной хромоте добавились простреленное плечо и рассеченная до костей ладонь. Несколько дней он отлеживался в каменной чаше забытого всеми, кроме чаек, островка, просто раскинулся на удушливо пахнущих гниющих водорослях, иногда укрываясь их прядями, если близко слышались винты. Его искали, определенно искали, но не смогли найти.
Базы не было.
Иногда он перебирал обрывки всплывающей памяти, словно эти же водоросли. Коридоры, множество учебных целей (большинство настолько же опасны, как и настоящие), лица. Особенно четко помнились два, из нескольких десятков, некоторые из которых его когти превратили в кровавые маски.
Два лица. Два голоса. Широкое, как луна, вечно влажное, сопровождаемое неприятным запахом усталости и страха. Иногда он задумывался, насколько обладатель этого лица способен заменить собой утреннюю или вечернюю трапезу. Низкий, рокочущий, как двигатель, голос. Его руки часто причиняли боль, а радужки глаз чуть-чуть подрагивали всегда, когда охотник не был надежно скован или связан. Именно этот человек отдавал ему последний приказ. Второе лицо он любил больше, хотя бы потому, что его обладатель приносил больше приятного, чем болезненного. Светлый пух, неудержимый никакими приспособлениями, всегда торчал поверх остальной прически, свободно колеблясь в потоках воздуха. Маленькие теплые ладони растирали охотнику мышцы после предельных нагрузок, зашивали первые раны от корабельного винта, промывали пострадавший глаз. Украдкой от лунолицего совали в рот кусочки мяса и сахара. Если слово «база» могло иметь в его мозгу какое-то представление, то сводилось оно к этим рукам, относительно мягкой койке и чуть растянутом звуке «р» в его именах: «Гр-рау. Гер-рман».
***
Сине-серый додж-«путник» выбрался из потока трассы на городские улочки. Его металлическую шкуру покрывала пыль. Водитель аккуратно загнал автомобиль на стоянку гостиницы, как и десятки других радостно встречающий любого туриста. С пассажирского места выбрались женщина и черная собака. Портье оказался говорливым малым, охотно излагающим местные новости. Он пугал новых постояльцев акулами и «морским чудовищем», не замечая, как мистер и миссис Киль быстро обмениваются взглядами. Потом мистер отправился за багажом к автомобилю, а миссис – выгуливать собаку.
Пляж встретил ее и пса жарким великолепием белого песка, шумом толпы, летающим между руками подростков мячом, но эти прелести вызвали только снисходительную улыбку. Гораздо больше женщину с выгоревшей прической интересовала дальняя его оконечность, на которой, по словам журналистов, было обнаружено порядком обглоданное тело молодого приезжего. Пес бежал рядом, заигрывая с обратившими на него внимания. Тут, у самого языка леса было мало людей и не так уж мало мусора, что заставило женщину поморщиться.
- Индриж?
Овчарка шевельнула хвостом и посмотрела в серые глаза хозяйки. Когда-то один впечатлительный человек сравнивал их цвет со сталью клинка, занесенного для удара.
- Ищи, Индриж. Ищи добычу.
Пес дернул ушами и полностью преобразился. Теперь вместо милого, чуть распущенного зверя след брала идеальная сыскная машина. Плохо присыпанные пятна крови он обнаружил едва не за тридцать секунд и застыл в ожидании следующей команды, коротко тявкнув.
- Молодец. Молодец, Индриж. Хороший пес. А теперь ищи море. Ищи море.
Находящийся близко случайный наблюдатель улыбнулся бы странной команде, тем более, что пес, уткнувшись носом в песок, действительно сперва двинулся в сторону прибоя, но почему-то на половине пути свернул и направился в лес. Лицо его хозяйки застыло. Рука зачем-то расстегнула клапан легкой сумки через плечо и вернулась к ее ремешку. Женщина тряхнула головой и последовала за собакой.
Ветер шевелил раскидистую листву, играл пятнами света. Птицы громко перекликались и обсуждали что-то свое, но этот факт не мог служить надежным признаком – Грета Коррин слишком хорошо представляла возможности того, кого ищет. Даже чутье Индрижа не могло гарантировать, что существо под кодовым названием «белая акула» не атакует их из засады совершенно неожиданно. Овчарка гавкнула – на смеси песка и земли обнаружилось кровавое пятно.
Грета нахмурилась. Она, конечно, предполагала, что утопив добрые полтора десятка мелких кораблей и корабликов и один средний сухогруз диверсант пострадает, но теперь речь шла о достаточно серьезной ране. Не найти цель экспедиции просто потому, что таковая умерла, ей не улыбалось. Спустя еще две или три минуты след снова вывел к прибою, и получивший долгожданную команду «гуляй» Индриж понесся облаивать чаек. Грета присела на наклонный ствол пальмы и задумалась.
Она была дочерью одного из лучших ассов-подводников и до слез гордилась отцом. Впитывала, как губка, любые его увлечения и интересы – от мензурных дуэлей до миниатюры. Снизу вверх строгим взглядом встречала вхожих в дом старших офицеров и чуть склоняла голову, когда ее в шутку звали «маленький капитан». Женщине путь в военный флот закрыт, но спустя несколько лет она все-таки изыскала стезю, на которой могла принести пользу уходящим во враждебные воды подводным лодкам, и плечи Гретхен обтянул черный мундир. Она стала тенью и правой рукой исследователя-биолога, замахнувшегося на небывалый проект – солдата-амфибию.
Грау был не первым, и даже не сотым. Из удачных вариантов он тоже был только вторым, резервным. Первый, свирепое и мрачное существо с минимумом мозгов, нравился научному гению куда больше, поэтому второму экземпляру уделялось намного меньше времени и сил, и сквозь пальцы гляделось, как девушка в черной форме шажок за шажком правит и правит задуманную программу личности и навыков подопытного. В итоге Грау знал куда больше команд и различал несколько десятков людей, не торопясь отправлять на тот свет каждого случайно в бокс вошедшего. Наверное, можно было добиться и большего, но помешала война. Образцы отправили как можно дальше от линии ползущей фронта, а участникам проекта пришлось гибнуть или выживать – каждого нашла своя судьба. Грета Коррин, ставшая Гретой Киль, любимой женой военного летчика, ныне испытателя, матерью двоих неотвратимо взрослеющих детей, не умела отступать, и отступаться тоже не умела.
Не без определенного расчета оказавшись в Америке, она с достойным иного применения упорством мониторила статьи о пропажах судов, о гибели людей в пастях акул и сумела взять след, два десятка лет спустя. Вопрос, что делать после того, как Грау найдется, не ставился – если объект эксперимента окажется в здравом, насколько для него возможно разуме, он останется при хозяйке до последних дней. Если ведущий давно оконченную войну человек-амфибия сошел с ума… его нужно будет застрелить, быстро и безболезненно – ты в ответе за свои создания. О том, что виновником бедствий может оказаться №1, она не особенно задумывалась, да и слишком сложны были для его прямолинейной натуры последние нападения.
Индриж притащил за хвост орущую и сопротивляющуюся чайку, и некоторое время женщина уговаривала его выплюнуть птицу. Можно было, конечно, и просто приказать, но без особенной надобности прессовать пса она считала неправильным. Лишенная части перьев, добыча поскакала прочь, громко возмущаясь. Довольная овчарка развалилась на песке.
***
Быстрая крупная лодка пристала к островку на рассвете – он едва успел соскользнуть в воду. Трое мужчин и женщина долго бродили по скалам, пока она не крикнула откуда-то из ложбины «Есть!»
Он плохо понимал чужое наречие, но основные слова все-таки знал. «Есть» могло означать только одно – его укрытие вычислили. След взят. Оставалось либо немедленно скрываться в толще воды, либо нападать. И нападение, и срочное погружение были в равной степени опасны, поскольку среди волн раз за разом мелькали акульи плавники, а застывшие мышцы повиновались плохо. Грау проплыл под днищем лодки – легкий, упругий пластик, когтями не пробить. На корме - достаточно широкая металлическая рамка. Будь он целым, охотник рискнул бы дождаться, пока заработает винт, а потом в шуме взобрался бы на борт. Хотя сейчас, если хорошо сгруппироваться…
Пользуясь тем, что на корму лодки часовой почти не обращал внимания, он закрепился за рамку так, чтобы точно не попасть под лопасти. Люди, искавшие его, приведут охотника на свою базу, и тогда… Что будет тогда, он не знал. Знал, что попытается нанести еще один удар врагу, но сумеет ли? Успеет ли?
Он чувствовал, как время утекает, словно вода, словно песок между когтистых пальцев. В глубинах океана можно скрываться вечно, если ты из металла или камня, а металла в его теле было недостаточно много, только бритвенно-острые стальные зубы и когти, выдвигающиеся, как у кошки. Сегодня впервые за очень, очень долгий по внутренним ощущениям срок он не знал, сумеет ли справиться с акульей стаей и доберется ли до стрелка прежде, чем грудь прошьет выстрел. Ему не было страшно. Ему не было грустно – с реальностью не поспоришь, а таких понятий, как отступление, сдача и перебежчество охотник не знал. Он делал до тех пор, пока мог, а что ресурс подходит к концу – так он у всех живых существ конечен.
***
Хозяин серо-синего «путника» с легкостью отыскал прогулочную лодку и арендовал ее на целую неделю. Владельцу он с улыбкой обрисовал образ отдыхающей от детей и забот пары, и вышел в акваторию на новом суденышке. Управлять посудинами разной степени потрепанности за последние несколько лет он научился весьма прилично, хотя штурвал самолета все равно ощущал в ладонях охотнее и вернее.
Быстро пройдясь вдоль берега, он обнаружил супругу на горизонтальной пальме в обществе пса и приветственно помахал рукой. Подвел лодку к берегу на приемлемую глубину. Завтра им предстоит рейд, куда менее демонстративный и мирный: радио обещало к рассвету плотную дымку над водой, и грех было ей не воспользоваться.
Грета на берегу закатывала штанины. Рудольф Киль улыбнулся, зная, что сандалии его жена все равно снимать не станет, вымокнет и будет ворчать.
Они познакомились в поезде, когда он возвращался из Богом забытой глуши, куда рухнул сбитый самолет, а она искала некий «материал» для исследований. По закону вселенской подлости поезд пошел под откос, и четверо уцелевших в метели пассажиров коротали ночь в пустой сторожке или домике обходчика - черт его знает, кто строил эти халупу, и что в ней курил, поскольку сны там виделись бредовейшие. Они успели обменяться адресами и посмотреть друг другу в глаза, только и всего. Дальше были письма, редкие – война, - встречи, и кольцо с красным камешком, точно такое же, как было потеряно в метели.
Война кончилась. Врачей не хватало, и Грета – уже Гретхен, - едва не потонула в волнах пациентов, тем более, что уж делала всегда на совесть, за что бы не бралась. Альберт и Аделина из тряпочных свертков потихоньку превратились в сорванцов, а потом в юношу и девушку.
Между супругами бывало разное – Грета умела орать, обижалась на, казалось бы, пустом месте, и очень подолгу смотрела в море. Рудольф забывал сделать что-то нужное, рявкал, как на бортмеханика, и рвался в небо.
Ему повезло – испытателем взяли без разговоров, а Грета, хоть и боялась (она вообще часто боялась, что с дорогими людьми что-то приключится), но улыбалась и приносила сладкий кофе по утрам. Появилась возможность ездить в отпуска… и вот тогда всплыли поиски.
Рудольф мог стукнуть по столу кулаком и решительно все запретить, но… но тогда Гретхен все равно занималась бы опасным предприятием, только в одиночку. Сдвинуть с заданного курса его «барашку», как летчик любовно звал жену за кудрявые волосы и нрав, не могли ни снаряды, ни кризисы, ни даже просьбы.
Если бунт не удается подавить, то его следует возглавить – и расчетливый летчик-бомбардировщик взялся за анализ и прогноз так же, как раньше брался за карты вылетов.
- К утру обещают туман, - порадовал он, глядя, как женщина перебирается через борт и отворачиваясь, потому что Индриж решил отряхнуться.
- Значит, утром и поплывем, навстречу приключениям.
Ее серые глаза добавили «Я люблю тебя», и Рудольф Киль опустил ресницы: «Я тоже тебя люблю».
***
Под вечер небо затянуло тучами.
Охотник подождал, пока люди покинут свою лодку и затаился в полумраке под крытым причалом. Горький привкус мазута царапал горло. Дышать этим воздухом и этой водой было тяжело, даже опасно, если делать это достаточно долгое время. Выбравшись на новенькие доски, он с усилием поднялся и заскользил от опоры к опоре. Дальше настил кончался, причал упирался в стену дома.
Светились желтые квадраты окон. За ними люди вели размеренную привычную жизнь, не подозревая о серой тени, кружащей в живой тиши берега. Услышав голоса за одной из открытых створок, охотник затаился под подоконником, но знакомых фраз из разговора почти не выхватывал.
Липкая и сонная жара начинала перетекать в прохладу. По ту сторону дома просигналила машина. Кто-то вышел и снова вошел. Людей в помещении стало шестеро – он видел отражения силуэтов в стекле. Заговорил один из тех, кто только вошел, и именно он произнес несколько известных слов в чужом языке. «Белая акула». «Серый». «Убить».
Грау беззвучно выскользнул из-под подоконника и растворился в серости сумерек. Он занял наблюдательную позицию у причала и оказался прав. Спустя несколько минут там появились двое, один за другим. Первый вряд ли успел даже понять, что происходит, и его приняла вода. Второй успел закричать. Окна дома разом погасли. Над головой вовремя отскочившего охотника свистнула первая пуля. Те, кто находился внутри, были хорошо вооружены. Более того, они понимали, с кем имеют дело, и огнем оттесняли Грау от воды, исчезнуть в которой было самым лучшим решением. Он отступал вдоль стены, медленно, осторожно, пока не оказался в непростреливаемой зоне, но тут за спиной распахнулась дверь. Они увидели друг друга одновременно, высокий человек с ружьем и подводный охотник. Первый и единственный выстрел обжег и без того больное бедро, а в следующий миг стальные когти вцепились в горло. Стоявший за спиной у первого стрелка второй нажал на спуск, и Грау ничего не осталось, как прикрыться добычей. Пуля пробила преграду и задела бок. Охотник отшвырнул здоровяка – он и сам никогда не был ни маленьким, ни слабым, - и прыгнул вперед, но разорванные мышцы свело судорогой, Грау упал. Впрочем, когтями он дотянулся, не в лицо, так ниже пояса. Ночь вторично разорвал человеческий вопль.
***
Дымка легла на воду около полуночи, словно облака стекли с небосвода. Моторная лодка скользила по почти стеклянной тихой воде. Несколько раз Рудольф глушил мотор, прислушиваясь к звукам моря и побережья, а немного спустя начинал трезвонить будильник – по крайней мере так решил бы любой более-менее здравомыслящий человек. О том, что звук этого конкретного будильника двадцать лет назад будут использовать, как приманку для подводного монстра, вряд ли пришло бы в голову самому отъявленному фантасту.
Будильник звенел, но на его зов никто не появлялся. В сотый раз выслушав трель, Рудольф устало покачал головой.
- Он может быть далеко. Может спать. Давай зайдем за мыс.
- В окрестности двадцати миль с этой вещью спать никто не может, - возразил он. – Но хорошо, давай попробуем. Разбудим всех за мысом...
В следующий момент мужчина замолчал – показалось, что со стороны мыса прозвучал выстрел. Лицо женщины замерло – она тоже услышала, а слух Греты уже давно превосходил потрепанные ревом моторов уши Рудольфа. Выстрел повторился, а мгновением позже со стороны коттеджа на мысу долетел крик.
Лодка сорвалась с места и заскакала в нужном направлении. У дома метнулись какие-то фигуры, две и, сильно отставая, третья. Первые две столкнулись, сцепились и рухнули в воду с края причала, третья выстрелила. Не дожидаясь мелководья, Грета спрыгнула в воду и побежала через вяло плещущийся прибой. За ней, рыча, помчался Индриж, а Рудольф потратил несколько мгновений на возню с лодкой и на то, чтобы выключить опять заголосивший будильник, в котором больше не было нужды.
Женщина остановилась на кромке воды, оглядывая пустоту пляжа и морской простор. Глухо зарычала овчарка – из воды выползал невнятный силуэт, волоча за собой ноги. Тусклый свет звезд высветил серую мучительно сгорбленную спину, полное отсутствие одежды и темные разводы, расплывающиеся по воде.
Прикусив губу, она сдержала первый порыв – бросаться раненому на помощь. В боевом режиме мировосприятия Герман мог позволить подойти только своему, а опознать этого своего должен был только по паролю.
- Грау?
Существо сделало над собой еще одно усилие и встало на колени.
- Грау?
Склоненная голова за мокрым мочалом волос дернулась и с напряжением поднялась – тускло блеснули глаза.
- Герман. Акула меняет окраску, – выговорила она на родном языке.
Существо вздрогнуло и село, неловко подогнув ноги.
Задержав дыхание, сжимая в кармане рукоять отцовского люггера, Грета Коррин двинулась к своему созданию. Слева, все еще гулко рыча, двигался Индриж. Справа, ноги на ширине плеч, с пистолет-пулеметом наготове замер Рудольф Киль.
***
Сигнал сбора он услышал слишком поздно, уже когда отправлял на дно предпоследнего врага. Мешал нарастающий шум в ушах. Руки ослабли, почти перестали повиноваться, вода смешалась с кровью, своей и чужой, но сигнал звал, звал раз за разом, заставляя собраться, оттолкнуть жадные объятия глубины и выволочь себя на песок, тем более что при серьезных ранениях его тоже учили обязательно выходить на сушу. Темный силуэт, плохо различимый в белесом мареве он не узнал бы, но голос совершенно не изменился. Голос остался тем же, что и много лет назад. Голос назвал его имя и пароль, но пароль был старым.
У него было около трех секунд на решение – ноги окончательно отказали и теперь Грау мог только сидеть или ползти, опираясь на руки. Пароль был старый – Лицо-луна называл ему другой перед самым началом рейда, и по всем правилам следовало уничтожить Лохматую, как только она подойдет на дистанцию удара. Добраться до зверя и человека из лодки он точно уже не успеет, так что следовало уничтожить хотя бы ее.
Он вспомнил имя женщины – Грет. Кусочки сладкого сырого мяса. Ладони.
Он мог забыть новый пароль. Именно так. Сейчас, от боли и усталости просто его забыть. В конце концов из двух команд, отдаваемых Лохматой и Лицом-луной одновременно, он бы выполнил команду первой, а сожрать хотел второго. Он даже мог забыть новый пароль совсем.
Грау с трудом перевел дыхание, глядя, как Лохматая подходит все ближе, позволил прикоснуться к своему виску и запрокинул голову. В ее руках не было оружия, и они были теплыми. Он еле слышно застонал и прижался к ладони, поймав ее между плечом и щекой. Может быть, от этого как раньше пройдет боль?
Ночь стерла из реальности даль, полутона и отдельные объекты. Небо превратилось в синий водоворот с искорками звездных рыбок. Охотник закрыл глаза. Наверное, у этих рыбок были названия, но это не имело значения. Имела значение безопасность, сейчас и здесь. Следовало вернуться на базу и позволить изношенному телу восстановиться, и он это сделал. Или база сделала это за него. Наверное, это единственное, что в самом деле имело значение.