Когда мне было пять лет, я впервые встретил художника. Это было лето. Евпаторий. Зеленые волны Черного моря падали на берег. Асфальтовая дорожка , по которой ползали блестящие улитки, привела меня к шаткой фанерной коморке. Я заглянул в открытую дверь. На стульчике сидел бородатый мужчина и водил кистью по холсту. Я был потрясен его умением рисовать, изображать предметы, лица, меня привлекал запах красок и сам художник представлялся волшебником. Хотя на самом деле это был обычный оформитель, который подрабатывал, раскрашивая афиши для местного кинотеатра. Но я не знал этого - я видел в нем мага и кудесника. Он умел рисовать - и это было главное.

Мама и отец не умели рисовать, и , наверное чувствуя мою еще неосознанную потребность в изобразительном искусстве, они водили меня в Эрмитаж и Русский музей. Мое детское воображение поразили картины Айвазовского, и особенно завораживала мощь нарисованной зеленой волны, которая готова была упасть на зрителя и увлечь его в свои глубины. Чем-то картины напоминали огромные аквариумы. Не хватало только полосатых скалярий, которых я видел у бабушки на отделении. Вскоре я завел свой собственный аквариум и часами просиживал перед ним, созерцая плавные движения водных обитателей. Чем-то этот подводный мир завораживал и тянул к себе..

Наступил июнь 1974 года, года тигра. Я пришел из школы, аквариума не было. 100-литровый сосуд со всеми обитателями упал на пол. Изумрудный мир разбился. Я не знал тогда, что это был знак потрясения. Через несколько дней я поехал купаться на залив с другом в небольшое место под названием "Солнечное" туда, где до сих пор стоит на берегу детский городок с небольшим водоемом, крепостью и фигурами острова Пасхи. Кто и зачем захотел их поставить в этом месте остается непонятным. Стояла жаркая погода, светило солнце и хотелось побыстрее окунуться в воду. И я нырнул.

Помню зеленовато-желтый мутный свет, который проникал сквозь поверхность воды. Я лежал под этой водой и не мог пошевелиться. Пробивались лучи солнца - мне казалось, что слышал смех на берегу и играла музыка. Но это было там за гранью. Я как бы смотрел на мир с той стороны. Мне хотелось дышать, а я не мог встать. И никто не мог мне помочь. Я понял, что это конец. Я увидел лица мамы, папы, бабушки - мне стало жалко их, когда я представил , что они узнали, что меня больше нет. Но удивительно - ужаса и страха не было. Кружилось вокруг чувство грусти. Так я умер.
А потом я родился, но то была другая жизнь. Я очнулся от пронзительного крика какой-то девицы. Мой друг все-таки вытащил меня на остров, на котором стояли сумрачные скульптуры идолов далекого Рапа-Нуи и меня прислонили к ним. И образы этих статуй до сих пор стоят перед глазами… Я погрузился в темную фантасмагорию.
У меня был сломан позвоночник. Полный паралич. Как картинки из бреда я видел больничные кровати, врачи, медсестры, заплаканное лицо мамы, почерневшее лицо отца. Все это напоминало сон, из которого я почему-то никак не мог проснуться. И единственной реальностью был потолок палаты с подтеками, трещинами - это все что мог видеть. Я часами рассматривал и находил на нем сказочные пейзажи, города, где бродили фигурки людей и необычных животных. В одном месте темный узор потолка походил на тигра, который собирался прыгнуть, а в другом – плыл хрустальный корабль. Хотелось ступить на мостки, подняться по лестницам и куда-то плыть подальше от этого дурного сна. Родителям врачи сказали, что у меня нет никаких шансов выбраться из этого положения… Но некто, кто держит наши судьбы в своих руках, взглянул в мою сторону. В ногах и руках через несколько месяцев стали пробуждаться движения. Я даже начал пытаться рисовать, привязанным к руке карандашом, а я хотел нарисовать тигра, того, который сидел на потолке. Но получались лишь каракули.

Потом спустя много лет поехал в Западный Берлин с выставкой своих картин я увидел другого тигра. Меня пригласили в цирк, все было мило и интересно, и вдруг, не могу точно сказать что произошло, но я оказался вплотную к самому что ни есть настоящему тигру и он держал в своей пасти мою руку. Я чувствовал как пальцы касаются горячего нёба, жесткого языка, я чувствовал его клыки, жаркое дыхание. На меня смотрели его безжалостные, холодные глаза, а во мне опять не было страха. А эти черные глаза словно говорили: ты помни, что я рядом, я здесь и клыки мои наготове и ты должен быть достоин моих даров и я отпускаю тебя. И он отпустил меня.

Настоящее творчество начинается тогда, когда ощущаешь к самому себе такую же тигриную безжалостность и сила должна быть такая же тигриная.